Фронтовые письма читать онлайн. Фронтовые письма. Письма к Федоровой Анастасии Михайловне

Наверное, мало кто из школьников СССР не писал сочинение по картине Александра Лактионова "Письмо с фронта". Но если все-таки не писал, то видел эту работу каждый. Однако мало кто знает, что у такого яркого, солнечного полотна была очень непростая история. Об этом и пойдет речь.

Нестандартный взгляд Александра Лактионова

Но сначала несколько слов об авторе. Александр Иванович Лактионов, сын кузнеца и прачки, родился в 1910 году в городе Ростове-на-Дону. С раннего детства мальчик отличался феноменальной собранностью и трудолюбием. Отец заметил талант сына к рисованию, и в надежде, что Саша уйдет от трудной рабоче-крестьянской судьбы, стал всячески поощрять его.

Лактионов блестяще закончил ростовскую художественную школу и поступил в художественную академию в Ленинграде. Его взяли, только взглянув на работы. Поскольку он и здесь был одним из лучших студентов, Лактионов стал одним из любимых учеников Исаака Бродского. А он, как известно, был главным художником страны в то время, автором "лининианы" и знаменитейшей работы "Ленин в Смольном". Ученики (Владимир Серов, Юрий Непринцев, Алексей Грицай и др.) перенимали реалистичную манеру учителя. Но больше всех в этом плане отличился Лактионов. Он был настолько точен и аккуратен в деталях, что со временем его стали критиковать за формализм. Говорили, что в картинах Лактионова нет души, персонажи плоские, без характера. Да, есть игра света и тени. Но где психологизм? Где человеческая история?

Ходили даже слухи, будто бы врачи-окулисты, светила отечественной медицины, выяснили, что у Лактионова особое устройство глаза. Он видит мир не так, как мы, а стереоскопически - то есть очень четко определяет форму, размеры и особенности предмета. И такое видение дается лишь избранным. Отсюда феноменальная точность изображенных Лактионовым предметов.

Рождение сюжета

Перейдем к самой известной работе мастера - "Письму с фронта". В начале 1944 года, после эвакуации, Лактионов с семьей и перебрался в подмосковный городок Загорск. Вскоре он заключил договор на написание картины, отсылающей нас к сюжету жизни в тылу во время Великой Отечественной войны. Даже историю придумал - люди с фронта ждут письмо, получают, радуются, читают. Несколько раз он начинал писать этот сюжет, но все не складывалось. И мастер был недоволен.

И вот однажды, выйдя на улицу, он увидел солдата, который, ковыляя, опираясь на палку, шел по улице Загорска. По всему было видно, что местность ему не знакома и пришел он сюда по какому-то поручению. Солдат, завидев Лактионова, остановился, достал бумажку с адресом, и спросил, как найти такой-то дом.

Художник предложил его провести. Пока шли, завязался разговор - о жизни на фронте, о приближающейся Победе и о том, что солдат несёт семье своего друга хорошее письмо.

Лактионов довёл чужака до ворот и увидел, как тот вошёл в дом, как сбежались родные его друга, как доставали письмо, читали, боялись пропустить даже слово.

В голове художника наконец-то родилась та самая картина. Однако, теперь ее нужно было написать. Поскольку Александр Иванович был человеком основательным, на работу над полотном ушло два года. Писал он не по памяти, а нашел людей, которые выступили моделями. У солдата, доставившего письмо, появилось лицо художника Владимира Нифонтова, друга Лактионова. Он тоже прошел войну, был десантником, и когда надевал форму, имел такой бравый вид, что грех было его не нарисовать. Правда, перебинтованная рука и палка, на которую опирается герой "Письма с фронта" - это уже художественный вымысел.

Женщина, которая держит конверт - родная тетка Лактионова, Евдокия Никифоровна. Есть на картине и дети художника. Сын Серёжа - он стал мальчиком, который читает письмо (тогда ему было семь лет), и дочка Света - девочка, которая стоит, держась за дверь и внимательно слушает брата. Самый солнечный персонаж картины - девушка с красной повязкой - соседка Лактионовых. Она с удовольствием позировала и эта ее радость передается зрителю.

Впрочем, счастья в картине хоть отбавляй. Здесь много солнца, много тепла, и, глядя на эту работу, понимаешь, что даже в самые трудные времена иногда случаются незабываемые минуты.

Вопреки ожиданиям, судьбу картины трудно назвать легкой. В 1948 году работу Лактионова привезли в Третьяковскую галерею. Поскольку работ привозили много, а на выставку должны были попасть лучшие, картины проходили жесткий отбор. Учитывалось всё: от мастерства художника, до идеологической составляющей. Споры по поводу "Письма с фронта" были - уж очень неординарный Лактионов нашел подход к теме, но тем не менее, полотно пропустили.

Однако, за несколько часов до открытия залов, в Третьяковку пожаловала комиссия из представителей власти. Они должны были ещё раз оценить политический и идеологический компонент. Смотрели работу за работой, пропускали, а вот у "Письма с фронта" остановились. И полетели вопросы: "Что это за безобразие? Почему советская семья выглядит так неприглядно? Что там за облупленные стены? Что за щели в полу? Почему люди так плохо одеты? В Третьяковку ходят иностранцы! Что они подумают о жизни советских людей?"

Вопросы сыпались, как из рога изобилия. Сотрудники музея под таким углом на "Письмо с фронта" не смотрели, поэтому ответить им было нечего. Но работа все-таки была мастерски выполненной, и руководители Третьяковки еле уговорили чиновников повесить полотно в самый дальний угол, так, чтобы особенно в глаза не бросалась.

И повесили. В крохотный зал, в самое невыгодное место - между дверью и окном. А вскоре заметили, что на островке у "Письма с фронта" стали собираться посетители выставки - иногда людей было так много, что невозможно пройти. Они смотрели на картину, рассматривали детали, иногда плакали. Война закончилась всего три года назад. У многих были свежи воспоминания, многие так и не дождались своего письма с фронта, поэтому грустили о личном и радовались за героев картины. Поскольку в работе возник такой активный интерес, экскурсоводам пришлось включиться - что-то рассказывать и о работе, и о Лактионове.

Народное голосование победило чиновничий запрет. Сам же художник, увидев, какое место отвели его выстраданному полотну, очень обиделся. Но будучи натурой сильной, и оценив интерес посетителей, решил бороться за судьбу картины. Попросил у музейных сотрудников книгу отзывов. А там - большая часть благодарностей в адрес "Письма с фронта". Тогда он решил отправить копии этих отзывов на самый верх, во все кабинеты, которые возможно, чтобы хоть где-нибудь отозвалось.

Сохранилось огромное количество писем, отправленных бойцами с передовой в годы Великой Отечественной войны. Некоторые из них - на diletant.media.

***

Миша, Стюра, Валя!

Живите дружно, не ссорьтесь, не обижайте друг друга, слушайтесь мамы. Летом не забывайте читать и писать, и рисовать. Прежде чем играть, сперва сделай, что тебе поручили сделать, а потом и поиграть можно. Всё, что хотите сделать, всегда спросите мамы разрешения.

Ваш папа, Белоносов В.

***

Любимая дочурка, получил твой платочек и восхищен твоим рукоделием.

Какая ты у меня умница, мама тобой очень довольна.

Будь всегда послушной и трудолюбивой девочкой и крепко люби своего папуську.

Роднушка, что-то ты мне не написала, как тебе понравились мои платочки, они только для твоего носика-курносика.

Девочка моя милая, меня мама приглашает приехать к вам в отпуск. Этого сейчас сделать нельзя, вот скоро кончим с немцами и папа приедет с победой домой.

Катуська, хорошо и во всем слушайся мамочку. И больше не болей.

Кто у тебя подруги, и ходят ли они к тебе?
Есть ли у тебя саночки?
Тепло ли твоим ножкам?
Целую тебя, деточка.

Твой папуська

Михаил Новиков, 1943 г.

***

Дорогие фронтовые товарищи, милая моя подруга Нина. Если я погибну в этом бою, то после смерти сообщи моей маме, что я, ее дочь, честно выполнила свой долг перед Родиной. Да, мне, конечно, жаль, что так рано кончилась моя жизнь, но за меня отомстят другие. Нина, я была медсестрой. Ведь это самое прекрасное — спасать жизнь человеку, который борется за нас, защищает нашу Родину от коварного врага, борется за наше будущее.

Вот и все, что я прошу передать моей маме. Валя Колесникова.

***

Здравствуйте, мама!

Шлю вам горячий, сердечный привет и желаю всего хорошего в вашей одинокой жизни. Сообщаю вам о том, что с госпиталя я выписался. Лежал в г. Смоленске. Оттуда поехал и побывал кое-где. Как, например, в Москве. Был и сейчас, вот, нахожусь в Калуге и пишу вам даже на почте. Отсюда, конечно, не сегодня, то завтра уеду на фронт опять. Близко от вас был, да не пришлось побывать дома. Опять война, но ничего.

Мама, вы получали ли мои письма из госпиталя — я оттуда писал. Пока до свидания. Крепко целую.

***

Здравствуй дорогая сестра Фрося!

Шлю привет с фронта, Ваш брат Михаил. Привет Оле, Толе, Вале.

Фрося, я решил еще написать попытаться письмо Вам, но надежды не имею получить от Вас ответа, так как за все время моей жизни на фронте, я от Вас не получал ответа.

На все мои писанные письма, сообщаю о своей жизни:
Я живу по-прежнему. Беспощадно громим немецких фашистов. За все время был и в настоящее время остаюсь невредим.

Фрося, меня смущает, то что я от Вас ни от кого не получал писем. Фрося, если удастся получить мой адрес, то хотя-бы напиши письмо на имя командира части 24539.

Пока остаюсь жив, здоров.

Сваровский Михаил Г.

***

Здравствуйте, незнакомая мамаша Баландова Александра Петровича.

Козленко Федор Никифорович, товарищ вашего сына, и хочу сообщить, если вы не знаете это сообщение, для вас будет большим несчастьем — ваш сын Баландов Александр Петрович погиб за Родину 11-го сентября 1944 г.

Похоронен в городе Радзымин, Польша. Я вам в этом письме посылаю сообщить, что вашего сына, мы его похоронили хорошо и поклялись над могилой отомстить врагу за его смерть. Вот что я могу сообщить про вашего сына, с которым я долгое время служил и хорошо знал.

Мамаша, я буду ждать письмо от вас, а сейчас до свидания, шлю вам низкий поклон.

Козленко Фёдор Никифорович

***

Здравствуй, моя Варя!

Нет, не встретимся мы с тобой. Вчера мы в полдень громили еще одну гитлеровскую колонну. Фашистский снаряд пробил боковую броню и разорвался внутри. Пока уводил я машину в лес, Василий умер. Рана моя жестока. Похоронил я Василия Орлова в березовой роще. В ней было светло. Василий умер, не успев сказать мне ни единого слова, ничего не передал своей красивой Зое и беловолосой Машеньке, похожей на одуванчик в пуху.

Вот так из трех танкистов остался один. В сутемени въехал я в лес. Ночь прошла в муках, потеряно много крови. Сейчас почему-то боль, прожигающая всю грудь, улеглась и на душе тихо. Очень обидно, что мы не все сделали. Но мы сделали все, что смогли. Наши товарищи погонят врага, который не должен ходить по нашим полям и лесам.

Никогда я не прожил бы жизнь так, если бы не ты, Варя. Ты помогала мне всегда: на Халхин-Голе и здесь. Наверное, все-таки, кто любит, тот добрее к людям. Спасибо тебе, родная! Человек стареет, а небо вечно молодое, как твои глаза, в которые только смотреть да любоваться. Они никогда не постареют, не поблекнут.

Пройдет время, люди залечат раны, люди построят новые города, вырастят новые сады. Наступит другая жизнь, другие песни будут петь. Но никогда не забывайте песню про нас, про трех танкистов. У тебя будут расти красивые дети, ты еще будешь любить.

А я счастлив, что ухожу от вас с великой любовью к тебе.

Твой Иван Колосов

***

Здравствуй Тасенька!

Твои письма получил. Писать широко нет времени, сама знаешь.

Жив, здоров.

Говорят, война кончается. Сегодня мы встретились с войсками наших союзников на р. Ельба. Мы все время в пути по Германии, последнее время совсем без боев.

Да, сейчас самая интересная, не весьма ясная, политическая обстановка в мировом масштабе.

Письмо Ване, писанное мной на госпиталь, возвратилось.

Привет всем.

Любящий вас

Тимофей Шугалий

В День Победы «Бумага» публикует отрывки из писем, которые 70 лет назад солдаты посылали с фронтов своим близким. Во время войны письма с фронта были единственным, что связывало военных с семьями. Из-за нехватки бумаги письма писали на старых конвертах и вырванных страницах. Письма проходили цензуру, их теряли, они рвались, но все-таки доходили до дома. Там их зачитывали до дыр, запоминая фразы наизусть. Кто-то писал о боях, кто-то - о надеждах на скорую встречу, кто-то - о том, сколько хлеба получили вчера. Солдаты передавали приветы и уверяли родных - победа будет скоро.

Письма Алексея Николина и Михаила (фамилия неизвестна)

Из архива Александры Судьиной

Здравствуй дорогая мама! Пишу тебе от Марьи Владимировой я пришел к ней за письмами мы ехали на станцию в баню на подводе я пробыл в сан-пропускнике и направился в колхоз дошел очень быстро бежал за письмами пришел а они меня не ожидали получил целую пачку писем и открыток от тебя, от дяди Алика. Спасибо за поздравления. Праздник я провел неважно даже скучно говорить. Живу хорошо у прекрасных хозяев замечательное отношение. Работаю в бригаде живу и питаюсь там 3 раза в день - лапша и картошка бывает мясо, и печем сахарную свеклу. <…> В колхозе ничего не дают. <…> Мама я боюсь что нам не придется скоро увидеться. Мне надо скоро вступать в ряды РККА. Зима теплая вещей не надо <…>

Пунктуация авторская

23 февраля 1945 года. Действующая армия. Здравствуй, дорогая Нелля! Шлю тебе свой горячий сердечный привет из Германии, той страны, которая варварски напала на нашу дорогую Родину. Теперь моя мечта осуществилась на практике. Фашистских гадов бьем на их же собственной территории, по которой уже прошли очень далеко. Берлин перед нами! Пустынна и угрюма фашистская Германия. Все мирное население уходит с отступающими войсками и очень мало остаются. Бросают все, драпая планомерно «на запад». Трофеев очень много, так что живем очень хорошо. Обеспечены всем. Короче говоря, жизнь построена по принципу коммунизма. Дорогая Нелля! Всего, конечно, описать невозможно, да и нет для этого времени. Одно тебе скажу, что рассказать после войны будет о чем. <…> Уважаемая Нелля! Если бы ты знала, как крепко я скучаю о своем родном Ленинграде, семье … и о всех вас. Очень жаль, что так мало пришлось побыть в родном городе, среди своей родной семьи и друзей по школьной скамье. <…> Победа близка! Поздравляю тебя с днем Красной Армии и желаю всего наилучшего в твоей дальнейшей жизни и работе. Будь здорова и жизнерадостна! До скорой встречи в Ленинграде! С гвардейским приветом твой друг Миша. Крепко-крепко жму твою руку. Мой адрес - полевая почта № 26156/П, Иванову М.В.

На фото - Михаил

Письма Михаила Митюкова родным

Из семейного архива правнучки Михаила Митюкова, Ксении Митюковой

Свердловская область, Туринский район, село Ленск. Митюковой Анне Никифоровне 24.10.43 Здравствуйте, дорогие мои малютки! Шлю вам свой горячий привет и желаю всего лучшего. Для мамы Анюты нужны какие-то особые ласковые слова. Ну, пожалуйста: Аня, Анюта, Нюрочка, Нюрик-Рюрик, Аскольд и Дир, целую тебя до дыр. И то не хорошо - будешь как решето. <…> Заморозки октябрьские, и днем топить невозможно. Нужно быть осторожным. Немец в лесу, а мы перед ним как на блюдечке. Сейчас позавтракали холодной каши, принесли издалека ее тыловики наши. Была в ней горячая сила, да жаль, что дорогой остыла. Еще на новом месте очутились, оставив то место, где бились. А что дальше, я не знаю, не ведаю, возможно, к вечеру пообедаю. Если буду живой - над головой снарядов рой. Воют они и бухают, осколки все вокруг чухают. А тут еще на память нажимай да теплые слова на морозе соображай. <…> До чего дорвешься, тому и рад, когда над башкой постоянно снаряд. Ну и пули стали пореже, в такой житухе хоть это свеже. <…> Пишу на сумке полевой, она всегда со мной. Это и склад, и стол, и подушка - милая моя полевая подружка! Жаль, что утеряна плащ-палатка - это и шуба, и одеяло, и хатка. А без нее не жизнь, а мандраж, как чуть - залезай в блиндаж. Вот прошелся до друга, а в воздухе летит и воет, а как сядет - так землю роет. Друзья-соседи роют блиндаж, солнце выходит, проходит мандраж. Белая трава оттаяла, стала жухлой… Вот напились с товарищем чайку, сразу отогрели душу - отсюда и мысли наружу. Ганс почему-то зарычал автоматом - и что ему надо. На этом объявляю перекур. Подождите - только не сердиться чур! <…>

20.03.44 Сталинград, Митюковой А.Н. Здравствуйте, дорогие малышки! Шлю приветы и желаю вам счастья и успехов. Сообщаю, что пока жив-здоров, хотя за последние дни было много предпосылок к тому, чтобы не быть мне живу здорову. <…> С половину февраля мы на хвосте у немца гнались за ним, не зная сна, не зная тишины. Между прочим, дорогой было плохо с питанием из-за того, что тылы отставали от нас, но выручала древнерусская картошка, которой на освобожденных землях было вдоволь. Даже было дело, ели пчелиный мед целыми котелками, а подчас приходилось и ничего не есть. С начала марта и до дня парижской коммуны находились в беспрерывных боях, крупных и ожесточенных. Нужно только удивляться, как живы остались и я, и Толстых, и другие близкие. Даже, мало этого, Толстых, я и Бурнаев представлены к правительственной награде, коли уверяют свыше, на что мы горячо надеемся, так как подбили немецкий танк и отразили две контратаки немцев в разгар боя своей порхалочкой. В ход пошли не только осколочные, но и бронебойные и даже подкалиберные снаряды специального назначения. Три танка шли на нас. Один подбит нами, а два других раком назад упятились, ибо, повернись они боком к нам, их постигла бы та же участь, что и первого. <…> Как был подбит нами танк, а это было 10.03, ганс обложил наше расположение из тяжелых орудий. Один снаряд попал в ту же воронку, что выбита была снарядом из вражьего танка. Завалило землей меня в ямке глубиной в 20 см, а Толстых с бойцами у пушки. Все же целы остались. Потом перед нашим орудием рухнул тяжелый снаряд, от него осколком убило попаданием в голову моего товарища из соседней батареи. Товарища офицера Голобокова и в такой же ямке, как меня. Один снаряд упал под ствол нашего орудия, но, к счастью, не разорвался. <…> Мерзли крепко, отсыревали еще крепче, а теперь, когда побрились и умылись, не верим в свои рожи. Стали как пижончики или херувимчики сдобные. А что были хуже, вернее - чернее негров - это факт. Шкура на морде лупилась и лезла. А от воды под носом да на морозе нос был как репанка на выкисшем печеном хлебе, эту репанку, ты знаешь, я бесконечно люблю. <…> Между прочим, еще, когда стали выезжать с того места, где воевали, ночной бомбардир уляпал две бомбы в нас, когда мы колесом передним застрявши были в воронке. Спасибо, бомба была замедленного действия и разорвалась глубоко под землей, а то бы наделали вермишели. Словом - кордебалет. Ваша любовь, как видите, охраняла меня до этого. Продолжайте в том же духе, не забывайте нас ни на секунду. Ведь вопросы жизни и смерти часто зависят от секунды. С приветом, Михаил.

Письма к Анастасии Пушкарской от Пушкарского Ф.Н.

Из коллекции Юрия Комболина

4 января 1944 года 7 часов утра Дорогая и Милая Тусик! <…> Очень и очень мне тяжело, что в этот день я не с тобою и не могу делить с тобою все твои переживания. Мысленно я около тебя, отлично помню тебя и не забываю! Береги свое здоровье, не падай духом, будь осторожна во время прохождения по городу вражеского артобстрела. Недалек тот час, когда Красная Армия отгонит проклятых немцев от Ленинграда и заставит замолчать их оружия навсегда. И тогда все жители Ленинграда свободно и радостно заживут под Сталинским Солнцем. А пока до свидания. Будь здорова. Всего доброго. Целую много-много раз.

2 июня 1944 года Пятница, 22 часа Добрый вечер, дорогой Тусик! <…> Скоро нам встретиться. О моем здоровье не беспокойся, пока чувствую себя ничего, лучше береги свое здоровье, не падай духом, не тоскуй, может быть, скоро встретимся - ведь победа над проклятыми немецкими оккупантами уже не за горами. Наша Красная Армия совместно с нашими союзниками нанесет совместный сокрушительный удар и освободит всех от общего ига. Привет и поцелуй Леле. Погода стоит холодная, идет снег, лета совершенно не чувствуем. Будь здорова, береги себя.

Письма к Федоровой Анастасии Михайловне

В коллекции Юрия Комболина - переписка жительницы блокадного Ленинграда Анастасии Федоровой с сыном Володей. Судя по письмам, Володю ранило, он лежал в госпитале, а после окончания войны его направили в санаторий. На этом переписка обрывается: вероятно, Володя либо погиб, либо вернулся домой. Помимо сына, Федоровой также писала девушка, встретившая его во время войны.

Здравствуй, мать Володи! Во первых строках маленького письма сообщаю, что решила написать несколько слов о Володе. Он сейчас находится на Тихвинском фронте, самочувствие хорошее, пишет, что не пиши по старому адресу, потому что он каждый день меняет место, так что точного адреса нет, и я покуда писем не буду писать. Мамаша, напиши же, пожалуйста, где он сейчас находится, может, он уже прислал вам точный адрес, прошу вас, когда будете писать письмо ему, передайте привет от меня и пусть он напишет, где находится и полевая почта. <…>

Здравствуй, дорогая мама! Поздравляю тебя с праздником победы. Трудно себе представить, что я жив и буду жить, а выходит, что так. Сегодня, когда я узнал о победе, не было предела радости - всю ночь мы не спали: пели и плясали, мечтали о будущем и вспоминали друзей, погибших месяц назад. Сегодня у нас был победный парад и вот, придя с него, я пишу тебе это, полное счастья и радости, письмо. Настал и на нашей улице праздник! Теперь можно писать без оговорки «если буду жив», без сомнения, что жив буду, и недалеко до дня нашей встречи, хоть и не совсем, но об отпуске подумать время пришло. Сейчас время подходит к обеду, и поэтому спешу закончить письмо ибо перед обедом будет банкет и уж придется в этот день превысить норму и пить за все пережитое, за голод, за блокаду, за холод и ранения, за погибших друзей и, уж конечно, за встречу живых. Напиши папе и тете Шуре обо мне, а Жене я напишу завтра, Лиле боюсь писать, как бы чего ей не наобещал и не выполнил бы. Все может быть. А пока привет всем и особенно Павлику, Лиле, Тоне, пишите Васе и всем знакомым. Чуть не забыл написать о себе. Живу хорошо, самочувствие отличное. Получил повышение в должности и теперь большой начальник и имею свое хозяйство. С июня буду получать больше зарплату. Писем еще ни от кого не привозили, видимо, их вернули в почтамт и сейчас вновь везут к нам. Вот пока и все о себе. Посылаю тебе майские победные цветы. Крепко целую, Твой сын Вова. 9.05.45

Старая бумага упорно заворачивается по сгибам, продавленным больше шестидесяти лет назад. Выцвели чернила, поблекла типографская краска на почтовых открытках. Письма с фронта до сих пор бережно хранят во многих семьях. У каждого треугольника своя история: счастливая или печальная. Бывало и так, что иногда весточка с фронта о том, что родной человек жив-здоров, приходила после страшного казенного конверта. А матери и жены верили: похоронка пришла по ошибке. И ждали — годами, десятилетиями.
Письма с фронтов Великой Отечественной войны — документы огромной силы. В пропахших порохом строках — дыхание войны, грубость суровых окопных будней, нежность солдатского сердца, вера в Победу…
Важное значение в годы войны придавалось художественному оформлению связывающей фронт и тыл почтовой корреспонденции — конвертов, открыток, бумаги.
Это своеобразная художественная летопись времен военного лихолетья, обращение к героическому прошлому наших предков, призыв к беспощадной борьбе с захватчиками.
16-летняя Соня Степина не сразу решилась написать бывшему учителю математики Михаилу Еськину письмо на фронт и признаться ему в любви. И только после нескольких писем, которые получил от него коллектив школы, Соня послала Михаилу весточку. В ней девушка писала: «Часто вспоминаю ваши уроки, Михаил Петрович. Помню, как дрожала и трепетала при каждом звуке вашего голоса…»
И вскоре командир взвода Михаил Еськин ответил Соне: «Я прочитал твое письмо с большой радостью. Ты не представляешь, как счастливы здесь люди, читая письма от знакомых и близких». Переписка стала постоянной. Когда Михаил сообщил Соне, что «немного поцарапан и теперь отлеживается в медсанбате», девушка с горячностью ответила: «Я бы прилетела, будь у меня крылья…» Молодые люди полюбили друг друга.
Почти три года длилась эта переписка. В 1944 году Михаил и Соня поженились.

С началом военных действий миллионы людей оказались в действующей армии. Шла массовая эвакуация из прифронтовой полосы. Многие люди поменяли адреса, место жительства. Война разлучила тысячи семей. Вся надежда была на почту, которая помогала найти близких — в тылу и на фронте. Ежедневно уходили на фронт тысячи писем, открыток, газет и журналов. Не меньше шло писем с фронта — в разные города, поселки и села, туда, где были оставлены родные люди.

Многие письма бойцов написаны бесхитростным языком, в основном о том, что их волновало. Только вот читать эти строки сложно — комок застревает в горле, а на глаза наворачиваются слезы. Василий Иванович Волков, житель Алтая, где осталась его семья, в письме обращается к жене: «Многоуважаемая Маня! Шлю привет детям — Зое, Коле и Вале. Я жив-здоров. Манечка, береги детей. Обрати внимание на здоровье Зои. Она у нас слабенькая. Ей нужно пить молоко».
Война никого не щадила. Жестоко она обошлась и с этой семьей. У Василия Волкова в годы войны погибли два брата. Его сестра Мария жила в Ленинграде, где заведовала детским садом. Во время переправы по «Дороге жизни» машина с детьми от артобстрела на ее глазах ушла под лед. Потрясенная увиденным, Мария тяжело заболела, а в 1947 году умерла. Погибли в боях и братья жены Василия Волкова. Сам старший лейтенант Василий Волков пал смертью храбрых в 1943 году. Трудно пришлось Мане Волковой. Зое в это время только исполнилось 10 лет, ее сестре Вале — 7, братику Коле — 3 года.

Сегодня почти невозможно найти музей или архив, где бы не хранились письма фронтовиков, до которых подчас у исследователей «не доходят руки». А ведь история Второй мировой войны глазами ее участников — важный исторический источник. И специалисты считают, что работу по сбору писем с фронта надо продолжать, ибо уходят из жизни хранители солдатских писем.
Без малого 60 с лишним лет собирает письма фронтовиков москвич, майор в отставке Юлий Соломонович Лурье. Первым письмом в этой большой коллекции стало письмо отца с фронта, которое семья Юлия получила в 1941 году. Сам Юлий в ту пору был подростком. В большом собрании писем Лурье фронтовые вести воинов — от солдата до маршала. Так, рядовой Виталий Ярошевский, обращаясь к матери, писал: «Если погибну, то погибну за нашу родину и за тебя». Петр Сорокин, пропавший без вести в 1941 году, успел написать всего несколько писем своим родным. Вот строки одного из последнего.
«Здравствуй, мамочка! Не беспокойся обо мне… Я уже прошел боевое крещение. Будем в Кронштадте, обязательно пошлю тебе шелк на платье». Но не успел.

В родной город слал свои весточки жене и маленькому сыну Алексей Рогов, командир эскадрильи авиаполка, совершивший более 60 вылетов. В каждом его обращении к жене чувствуется неподдельная любовь и тревога за близких. «Девочка моя, — писал Алексей жене из Новочеркасска, — приготовь себя к разлуке. Впереди 1942 год. Живи, как и я, надеждой на встречу». Следующее письмо он отправил домой из Московской области: «Здравствуй, Верусинька, и сынулька Эдинька! Верушечка, не грусти. Готовься к зиме. Купи сыну валенки и сшей ему шубку. Люблю вас. Алексей». Последнее письмо датировано началом октября 1941 года. Его Алексей написал за несколько дней до своей гибели. Звание Героя Советского Союза он получил посмертно.
Дожить до победы мечтал Николай Дронов, погибший под Керчью в 1942 году. «…Свободного времени мало. Многому приходиться учиться на ходу. Но не стоит унывать. Мы победим. Мама, папа и бабушка, за меня не беспокойтесь. Не плачьте. Все хорошо. Ваш сын Коля».

Не было на фронте человека, который бы не скучал по родному дому. Неслучайно почти все письма начинаются с обращения к родным и близким: «милая мама», «мои родные», «дорогие мои дети», «любимая Маша» и т.д. Как правило, в письмах бойцов встречаются короткие повествования о войне. Отправляли родным стихи, фотографии, вырезки из газет-листовок. Поскольку письма писали прямо с поля боя, «с переднего края», фронтовики по мере того, как шла война, все чаще указывали места, где шел бой. Обычно всего одной строкой: «пишу из Пруссии», «отстояли Одер», «привет из Беларуси».
До самой победы воевала гвардии старшина Наталья Черняк. В своем письме матери она писала: «Милая, мама! Вчера у нас в части был большой праздник. Нашему корпусу вручили Гвардейское знамя. Мамочка, мне выдали новые сапоги. Мой 36-й размер. Представляешь, как я довольна. Сейчас 3 часа ночи. Сижу на дежурстве и пишу тебе. Читаю в свободное время Маяковского. Да, чуть не забыла, мамочка, пришли мне ноты: вальсы Штрауса «Весенние голоса», «На голубом Дунае», украинские и русские песни. Это нужно для нашего оркестра».
Долго хранились в семье москвичей Зенько письма с фронта Фадея Фадеевича Зенько, пока его родственники не передали их в музей. Фадей Зенько незадолго по победы погиб. Его письма адресованы жене Анне и детям. Вместе с сотрудниками института инженеров железнодорожного транспорта она была эвакуирована на Урал. Анна Ивановна с двумя детьми поселилась в селе, где ее избрали заместителем председателя колхоза.

Трудно было, тяжело. Но выжить помогали ей письма от мужа. Он тревожился о том, как его жена и дети перенесут уральские морозы: «Это замечательно, что вы приобрели валенки. Надо сшить шапки-ушанки, чтобы наши малыши не замерзли. Анечка, не забывай думать о себе». Чувствуется огромное желание мужа хоть как-то уберечь от невзгод жену и детей. Дети Фадея Зенько вспоминали, что мать, читая письма с фронта, то плакала, то смеялась. Они заряжали ее своим оптимизмом.
В колхозе не хватало людей, не было в достатке техники, трудности были с семенами. Анне Зенько, вчерашнему инженеру одного из ведущих московских институтов, совсем было непросто приспособиться к сельской жизни. О том, что она трудилась, не покладая руку, говорилось в очередной весточке мужа: «Узнал, Аня, в твоем письме, что отзывы руководителей района о тебе хорошие. Очень рад и горжусь. Ваши успехи — наши успехи».
Многие военные открытки сопровождались не только картинками, но и официальной цитатой Сталина: «Мы можем и должны очистить свою землю от гитлеровской нечисти». Люди писали в письмах и открытках, приближая победу: «Я буду бить врага до последних сил…», «…отомщу за разрушенное село», «Верю, что расквитаемся с фрицами», «Мама, немчура бежит от нас, мы им зубы переломали»…

Конвертов не хватало. С фронта приходили письма-треугольники. Отправляли их бесплатно. Треугольник — это обычный лист из тетради, который сначала загибали справа, потом слева направо. Оставшуюся полоску бумаги вставляли внутрь треугольника.
Уже давно переписка близких людей той поры перестала быть личным делом. Это уже история. В историческом музее города Рославля собрана большая коллекция фронтовых писем. Николай Иевлев написал свое письмо домой за 3 недели до начала войны: «Мама, обо мне не тревожьтесь. Все хорошо. Очень жаль, что нашим садом некому заниматься. У нас ведь чудесные яблони. В месте, где находится наше военное училище, очень красивые леса. По утрам можно увидеть лосей».
Леонид Головлев почти два года не мог отыскать свою семью. Только в 1943 году близкие получили от него письмо: «Ничего не знал о вашей судьбе, тревожился. Не могу представить, как вы пережили оккупацию. Будем надеяться, что теперь все будет хорошо. Что сказать о себе? Воюю. Жив и здоров». Леонид пропал без вести в 1944 году. Отцовской любви полны письма Николая Фескина. В тылу у него остались жена Евдокия и трое детей. Вот несколько фраз из письма фронтовика: «…Целую вас много раз. Очень хочу увидеть. Дети — Валя, Витя и маленькая Мирочка — мне снятся».

В 1995 году дочь Николая Фескина Мира Колобнева передала письма отца в музей.
Человек всегда остается человеком, даже в самых сложных условиях. В годы войны молодые люди часто переписывались заочно. Так, офицер действующей армии прислал незнакомой ему Екатерине Катаевой письмо с фронта. Екатерина Карповна говорила, вспоминая это время: «Наших женихов поубивало на войне. Мой парень погиб под Сталинградом. А тут пришло письмо от Семена Алекимова. Поначалу не хотела отвечать. А подумала о том, как наши солдатики там воюют и ждут писем, решилась на ответ».
Нелегко жилось Кате. Их было пятеро у матери. Отца не стало в 1936 году. Чем больше переписывались молодые люди, тем крепче становились их чувства. Старший лейтенант Алекимов не раз был на волосок от смерти. Помнит, как чудом выжил во время бомбежки, когда их взвод переправлялся через реку Березину, как бывали под обстрелами немецких самолетов. После войны Семен Алекимов скажет: «За один день на войне проживаешь и десять жизней, и десять смертей. Но всегда мечтал о своей Катюше». Катя и Семен сумели пережить все невзгоды, судьба соединила их.

Почти в каждом солдатском письме можно прочесть строки о боевых товарищах, погибших в боях, желании отомстить за них. Кратко, но драматично звучат слова о гибели верных друзей в письме рядового Алексея Петрова: «Наш танковый корпус вышел из боя, а людей погибло много». А вот что писал сын Иван отцу в деревню: «Батя, какие идут тяжелые бои… знал бы ты, как сражаются мои товарищи».
Солдат Владимир Трофименко сообщил своим близким в Сумскую область: «Мы нанесли под Бобруйском тяжелый удар по немцам. Хочется, чтобы 1944 год был последним годом войны. Теперь немцы поднимают руки перед нами, молодыми солдатами в запыленных гимнастерках. Я уже сейчас вижу будущее мирное время, слышу пение девушек, смех детей…» Это письмо, как и другие весточки от Владимира, попали в местный музей. За годы бумага стала совсем прозрачной. Но хорошо видны слова автора. Есть в письме и вычеркнутые строки. Эта цензура постаралась. Везде пометки: «проверено военной цензурой».

Еще в августе 1941 года в газете «Правда» в «передовице» было написано о том, что очень важно, чтобы письма находили своего адресата на фронте. И далее: «Каждое письмо, посылка…. вливают силы в бойцов, вдохновляют на новые подвиги». Не секрет, что немцы уничтожали узлы связи, разрушали телефонные линии. В стране была создана система военно-полевой почты под началом Центрального управления полевой связи.
Только в первый военный год Государственный комитет обороны принял несколько решений, которые касались продвижения корреспонденции между фронтом и тылом. В частности, было запрещено использовать почтовый транспорт для хозяйственных работ. Почтовые вагоны «цепляли» ко всем поездам, даже к военным эшелонам.
Непростая была служба у военных почтальонов. В штатном расписании должность почтальона именовалась как экспедитор. До Берлина дошел почтальон Александр Глухов. Он ежедневно обходил все подразделения своего полка, собирал письма, написанные бойцами, доставлял их на полевую почту. Не раз пришлось побывать в бою. В его огромной сумке всегда находилось место для открыток, бумаги и карандашей для тех, кто не успел запастись этими нужными принадлежностями.

Александр Глухов спустя годы вспоминал, что знал фамилии многих бойцов. Однако почти после каждого боя были потери личного состава. Уже в штабе полка он на письмах, не дошедших до адресатов, ставил пометку «выбыл из части». Сами фронтовики такие письма называли «неврученкой».
Не легче было работать почтальоном и в тылу. Валентину Меркулову «определили» в почтальоны, когда она училась в 4-м классе. До обеда она училась в школе, а после занятий занималась разноской писем. Из поселка Булгаковский, что в Орловской области, где она жила с больной матерью, эта девчушка отправлялась с письмами по близлежащим деревням каждый день, в любую погоду. Позднее Валентина, вспоминая военное время, поделилась с читателями местной газеты впечатлениями: «Теплой одежды у меня не было, но мама раздобыла у кого-то из соседей фуфайку и резиновые калоши. Так я и ходила».
Уже тогда юной Валентине пришлось столкнуться и с горем и с радостью. Некоторые письма люди читали всем деревней или селом. Каждого интересовали вести с фронта. Но немало было и похоронок. Не обошла беда и их семью. Мать Валентины потеряла на войне двух братьев. Валин отец умер позже, когда пришел с фронта.

Героям Великой Отечественной,
павшим на полях сражений,
посвящается...

Стали тоньше нервы…
Она прошла всего лишь два квартала…
Девчушечка 14-ти лет
Нести устала
с похоронкою конверт.
Нет горше, нет ужасней новостей;
И этот плач невыносимо слушать:
«Зачем господь мне подарил детей?! —
заплачет мама. — Петенька! Петруша!»
Нет горше, нет ужасней новостей,
Ей кажется невыносимой ноша:
«Ну как же мне растить троих детей?! —
жена заплачет. — Мой Алёшенька! Алёша!!!»

Когда ж Раиса треугольники вручала,
Вся улица и пела, и плясала!
И, получив привет с передовой,
Смахнёт слезинку мать:
«Сыночек мой! Живой!»
…
От гильзы световой поток,
Где в керосине скруток ваты.
Исчадно-дымный фитилёк
Бросает тени в потолок
Штабной землянки в три наката.
Пока затишье и пока
Блестит во мраке капля света
Не спи, солдат, у огонька,
А изложи издалека
Слова любви, слова привета…
Пусть по тетрадке без полей
Сползает исповедь наклонно
В глубь милых дорогих полей
Под парусами тополей,
Не ждущих от тебя поклона.
Ты поздоровайся пером,
Прикрученным к лучинке ниткой,
С родимым домом за бугром,
С рядами яблонь за двором,
С гостеприимною калиткой.
Пока затишье и пока
Фитиль слегка на ладан дышит,
Рождайся за строкой строка:

В канун Дня победы люди с особым чувством ожидали писем.
Армянин Эдуард Симонян воевал в танковой бригаде, которая входила в состав Сталинградского корпуса. В 1944 году в их бригаде осталось только 7 человек. Не раз был ранен, лежал в госпиталях. В конце войны его мать получила извещение о гибели сына. И вдруг неожиданно для нее пришло письмо, заветный треугольник, в котором Эдуард писал: «Милая мама, я получил ранение в Латвии. Лежу в госпитале. Рана моя на левой ноге потихоньку затягивается. Скоро победим немчуру, тогда заживем весело и счастливо».

А это строки из письма Михаила Мартова 9 мая 1945 года, адресованные жене: «Милая Тамара! Всю ночь не спал. Палили из всех видов оружия. Вот она, победа! Свершилось то, о чем мечтали все эти годы… Мы сейчас в Восточной Пруссии. Здесь красиво, весна».
Артиллерист Николай Евсеев сообщил родным в село Новочеркасское: «9 мая вместе с сослуживцами возвращался из Вены, но по дороге сломалась машина. Все вышли из нее. Слышим, где-то вверх стреляют. Пошла трасса по небу, потом — вторая… Вот тогда всем стало ясно — это конец войне!»

Сегодня почти в каждой семье есть шкатулка, где хранятся фронтовые письма, фотографии и боевые награды. У каждой семьи своя история. Но всех объединяет одно — общая причастность к трагическим событиям Второй мировой войны. До сих пор письма с фронта, обожженные, надорванные, полуистлевшие, трогают нас до глубины души.
С годами не забываются уроки той войны — горькие и победные. И всякий раз 9 Мая как-то по-особенному торжественно звучат слова: «Подвиг народа бессмертен».

Многие из этих писем на долгие годы пережили своих авторов. Эти весточки с фронта бережно хранили в семьях, передавали в музеи и публиковали в газетах. И сейчас, спустя десятилетия после победы над фашистской Германией, строчки из фронтовых писем все так же проникают в самое сердце.

Рисунок с форонта для дочки

Из последнего письма лейтенанта Петра Глухова, 1943 год

«Твои глаза... Когда я смотрел в них, я испытывал неизъяснимое чувство восторга и какой-то тихой радости. Я помню твои взгляды, косые, с легким лукавством. Вот только теперь я понял, что в эти мгновенья, в этих взглядах лучше и больше всего выражалась твоя любовь. Будущее для меня – это ты. Впрочем, зачем я говорю о будущем? Ведь когда ты получишь это письмо, меня не будет. Прощай. Будь счастливой без меня. Ты сумеешь найти себе друга, и он будет не менее счастлив с тобой, чем я. Будь веселой. В дни славных побед нашего народа ликуй и торжествуй вместе со всеми. Только мне хочется, чтобы в такие дни, в дни веселья и счастья, затаенная, нежная грусть обо мне не покидала тебя, чтобы глаза твои вдруг на минуту сделались бы такими, какими они смотрят сейчас на меня с портрета. Прости за такое желание. Крепко и горячо обнимаю тебя. С приветом. Петр».

Человек стареет, а небо вечно молодое, как твои глаза, в которые только смотреть да любоваться

Фотография victory.sokolniki.com

командир партизанского отряда Александр Герман, 1942 год

«Фаинушка, какие бы испытания тебя ни ждали впереди, будь всегда крепкой, стойкой советской женщиной. Сейчас помогай всем, чем можешь, бить врага, словом и делом, народ тебе потом скажет спасибо. Так воспитывай и Алюську. Ну пока. Крепко прижимаю к сердцу тебя и Алюську. Ваш Шура».

Из письма майора Дмитрия Петракова дочери, 1942 год

«Моя черноглазая Мила! Посылаю тебе василек... Представь себе: идет бой, кругом рвутся вражеские снаряды, кругом воронки, и здесь же растет цветок... И вдруг очередной взрыв... Василек сорван. Я его поднял и положил в карман гимнастерки. Цветок рос, тянулся к солнцу, но его сорвало взрывной волной, и, если бы я его не подобрал, его бы затоптали. Папа Дима будет биться с фашистами до последней капли крови, до последнего вздоха, чтобы фашисты не поступили с тобой так, как с этим цветком».

Из писем Моисея Мартынова жене, 1945 год

«Милая Томочка! Все время находился в условиях, когда писать тебе не мог. Вчера вернулся. Целую ночь не спал, так как палили из всех видов оружия, и я в том числе из своего пистолета выпустил не одну обойму. Вот она, победа, о которой так много мечтали всем мы эти долгие тяжелые годы… Даже не верится, что снова тебя увижу. Буду целовать твои губки, шейку, держать твою руку в своей. Неужели это когда-нибудь будет?»

Я верю в наше будущее. Оно светлое, молодое и прекрасное

Письмо с фронта Фотография Музей «Землянка»

Танкист Иван Колосов, 1941 год

«Никогда я не прожил бы жизнь так, если бы не ты, Варя. Спасибо тебе, родная! Человек стареет, а небо вечно молодое, как твои глаза, в которые только смотреть да любоваться. Они никогда не постареют, не поблекнут. Пройдет время, люди залечат раны, люди построят новые города, вырастят новые сады. Наступит другая жизнь, другие песни будут петь. У тебя будут расти красивые дети, ты еще будешь любить. А я счастлив, что ухожу от вас с великой любовью к тебе. Твой Иван Колосов».

Письмо с фронта для мамы Фотография victory.sokolniki.com

Из последнего письма Василия Ермейчука, 1943 год

«Дорогая Ольга! Сегодня исполнилось ровно два года с тех пор, как я не получал от тебя теплых, душевных слов, которые греют в холодные осенние ночи, которые ласкают душу. Если бы ты знала, как тоскую я по тебе. Если бы ты знала, как много хочется мне рассказать тебе... За эти два года я многое узнал. Война ожесточила меня. Когда я вспоминаю прошлое, мне кажется, что я был мальчиком, а теперь я – взрослый человек, у которого только одна задача – мстить немцам за все то, что они натворили».